Берсенев, Андрей Петрович ("Накануне")

Смотри также Литературные типы произведений Тургенева

"Лет тридцати двух", мужественный, смуглый, черноволосый и черноглазый, "в бархатной куртке, с небрежно повязанным красным платком на шее". "Во всех его движениях замечалась не то небрежность, не то усталость". Человек, по собственному признанию, "испорченный, измятый". "Были бы две-три женщины, да, извините за откровенность, вино, и человеку, право, ничего не остается желать", — заявляет В. Сил у него много, но все они тратятся даром, зря. Он сам чувствует, что быть их господином он не может. В. и пьет для того, чтобы испытать ощущение подъема. "Швыряй себя куда хочешь, несись куда, вздумается". Круг интересов, окружающих В., тесен. Жажда жизни, сильных ощущений у него ненасытимая. В глазах сестры он "даровитейший человек", который "все знает, все мог бы сделать, если бы не лень", его одолевшая. Он сам готов минутами поверить, что он чуть ли "не гений", но, как умный человек, хорошо знает себе цену. Любимая им девушка говорит ему прямо, в ответ на его готовность все для нее сделать: "все это вы только на словах, не на деле". Дела у В. нет; "сделать из себя что-либо" его вовсе не интересует; даже взаимная любовь необыкновенной девушки его не подымает. Ему смешна ее "тревожная" мысль о жизни. Жизнь для В. — шутка. "Вы все смеетесь да шутите, — говорит ему Марья Павловна, — и прошутите вашу жизнь". В. живет только настоящим днем. "Что загадывать о будущем?" — спрашивает он. Он умеет чувствовать сильно, но неглубоко. Действие любви сам он постоянно сравнивает с вином. В приливе любви он бросается к ногам девушки и обнимает ее колени. "Я твой раб! — воскликнул он: — я у ног твоих, моя волоокая Гера, моя Медея..." Он готов "все сделать", что она прикажет; говорит о силе своей любви и... остается верным ее характеристике: "все на словах". Через каких-нибудь три месяца он "уезжает за цыганками", бросая любимую девушку. Ее трагическая смерть возбуждает в нем одно желание — забыть все. "Да, да, это ужасно, это ужасно", — торопливо перебил В. Астахова, напомнившего ему при встрече в Петербурге о "страшном событии". Прошлое в его памяти сохранилось если как сон, то сон прекрасный... Одно "ужасное воспоминание", один призрак отравляет прелесть времени "молодости, веселости и счастья", "бесконечных надежд и сил неодолимых". "Жизнь прожита, и даром, нелепо, пошло прожита, — вот что горько! Вот это бы стряхнуть, как сон; вот от этого бы очнуться!" Но "мрачный вид" и "желчные речи" В. исчезли скоро. После рюмки "померанцевой", в кругу товарищей, он "вскоре успокоился, развеселился, и дело пошло обычным порядком", как тогда, когда, "веселый и разгульный, он первенствовал на собраньях молодежи". Приятели В. (Лазурин) все еще продолжали считать его человеком "необыкновенным", но он сам "очень хорошо сознавал свою совершенную бесполезность". "И вне его кружка находились люди, которые думали о нем, что, не погуби он себя, из него черт знает что бы вышло..." "Эти люди ошибались: из В—ых никогда ничего не выходит".

Критика: 1) "В. — это, измельчавшийся и опустившийся на более практическую точку, тип тех "художников", которыми так охотно занималась литература кукольниковских времен, — художников, для которых в жизни только и есть что неистовые страсти, красоты и бесцельное искусство. Правда, в В. нет этой бури чувств, которыми были одержимы его прототипы, взгляд его на жизнь и на самые чувства гораздо легче, в нем есть некоторые нотки, которые намекают даже на другой, еще не совсем определившийся взгляд на женщину". [Авдеев Р. О.].

2) "Сила и блеск В. суть явления чисто физические, условливаемые молодостью, свойством раздражительности органов и обращения крови. За ними нет ничего более важного, никакой настоящей поэтической или моральной подкладки. Это обман, производимый накоплением материальных сил и пропадающий вместе с растратой их..." [П. Анненков. Восп. Т. 2].

3) "В. представляет резкую противоположность с Владимиром Сергеевичем Астаховым, хотя и нельзя сказать, чтобы люди вроде В. были чем-нибудь лучше Астаховых". [А. Дружинин. Соч. Т. 7].

4) "Натуры этого сорта не лишены известной увлекательности, в них есть та складка русской широкой удали, которая в наших настоящих народных характерах так обаятельна и, порой, так могуча, даже возвышенна. Но, в сущности-то, все-таки это люди, по выражению поэта, "с тряпичною дюжинной душой". Их главная миссия заключается едва ли не в том, что они губят и портят и свою жизнь и, нередко, жизнь других, бессознательным обманом страстности и силы, которых на самом деле в них нет". В. Буренин. [Лит. деят. Т.].